6.3 Время напряженных воздушных боев. Октябрь 1941 г. - часть 2

Это случилось 26 октября – впервые с начала Восточной кампании 2-й ВФ за сутки не выполнил ни одного боевого вылета! Что касается советской фронтовой авиации, то накануне ночью она бомбила врага (55 самолето-вылетов) в населенных пунктах Руза, Можайск, Таруса и др. Утром в сплошной облачности вылетели лишь 10 бипланов У-2, принадлежавших эскадрилье ГВФ и 33-й отдельной эскадрилье, проводившие разведку погоды. И уже на следующие сутки она в очередной раз в Подмосковье существенно изменилась – антициклон двигался с запада на восток.

На немецкой сторо­не днем 27-го уже было достаточно ясно, а в Москве и восточнее ее моросил дождь со снегом, и только к вечеру следующего дня облака поднялись с 200 до 2000 м. Командование люфтваффе решило не упустить свой шанс. Но расчеты немцев вновь не оправдались, так как на каждый их самолето-вылет ВВС Красной армии отвечали двумя. В завязавшихся воздушных боях решающую роль снова сыграли истребители 6-го ак. Они атаковали немецкие самолеты в районе Ку­бинки, Наро-Фоминска, Клина... Над поселком Плавское капитан А.М. Виноку­ров из 171-го иап сбил два Bf 109 и один Bf 110, причем две побе­ды подтверждаются немецкими документами. Вероятно, этот вы­лет в ходе Московской битвы был одним из самых удачных для летчиков авиакорпуса, поскольку других упоминаний о подобных успехах более не встретилось. После приземления на «миге» ведомого Винокурова лейтенанта Костюченко техники насчитали 84 пробоины. 

Не ослабевали и штурмовые удары советских воинов. Пять раз взлетали в короткий световой день 27-го летчики 120-го иап и 65-го шап, некоторые до вечера буквально не покидали кабин, нанеся врагу немалый урон. Только летчики-истребители выпустили 250 РС и сбросили 90 мелких авиабомб. Оперативные сводки ВВС МВО скупо свидетельствовали, что наши группы вылетали на штурмовку в район Серпухова, Волоколамска и у села Спасс, на дороге Волоколамск – Осташево, пять раз (в 8.00, 8.52, 10.20, примерно в 15.00 и 17.10).[22]

Летчикам 120-го иап труднее всего пришлось в пятом вылете – при подходе к Лопасне их атаковали «мессершмитты», но первый удар удалось отразить, приблизиться к цели. «“Чайки” уходят вниз, – свидетельствовал летчик Н.Н. Штучкин. – Мы остаемся наверху, охраняя их от снующих невдалеке четырех Bf 109. Все идет своим чередом. Но вот открывают огонь вражеские зенитчики. В разрывах мечется “чайка”,  “миг” с бортовым номером “8” несется на помощь – это мл. лейтенант С.В. Максимов. Он видит, откуда немцы ведут огонь. Подавив зенитку парой “эрэсов”, Сережа направляется вверх, вздыбив МиГ-3 на высоте метров пятьсот. В этот момент его и настигает немецкий снаряд…».[23]

Немцы не ограничились мерами по усилению ПВО. Хотя их налет на аэродром Клин не был внезапным, он принес ощутимый результат. Теперь уже на советской авиабазе наблюдались пожары и взрывы. Верховному Главнокомандующему, значительно преувеличив масштаб случившегося, доложили о гибели в одночасье матчасти сразу двух авиаполков. Тут же И.В. Сталин дал указание провести тщательное расследование обстоятельств со всеми вытекающи­ми последствиями. Вскоре начальник Управления особых отделов НКВД В.С. Абакумов сообщил генералу П.Ф. Жигареву:

«При налете противника на аэродром Клин 27 октября 1941 года выведено из строя восемь Як-1 (в тексте документа ошибочно указаны Як-2. – Прим. авт.) из 436-го иап. Прямой виновник происшедшего – командир авиаполка капитан Мордвинов, которому в первый день передислокации на аэродром командиром 27-го иап полковником П.К. Демидовым даны указания на два места рассредоточения, но он не принял необходимые меры. Выстро­енные, как на смотре, самолеты явились крупной и заманчивой целью для противника. Командир 27-го иап, получив данные о при­ближении противника, приказал поднять самолеты в воздух. Это указание Мордвиновым также не было выполнено, хотя самолеты имели возможность взлететь...».[24]

Далее перечислялись другие прегрешения ка­питана, не принявшего надлежащие меры маскировки и на следующий день. В результате его сняли с должности командира полка и понизили в звании до мл. лейтенанта. Более строгого на­казания не последовало, так как, по-видимому, уч­ли, что самолеты полка обслуживал всего один бен­зозаправщик, и это привело к их скученности на по­ле. «Зачли» и воздушную победу Мордвинова, одер­жанную накануне. Удалось установить, что майор Михаил Дмитриевич Мордвинов погиб в бою 21 октября 1942 года в районе Сталинграда, командуя 237-м иап и имея на счету 6 побед (лично или в группе).

Наряду с экипажами 120-го иап с наибольшим напряжением действовали в тот день летчики 445-го, 27-го и 177-го иап. Первые в сплошной облачности подняли 50 истребителей над районом Серпухова и Каширы. Вторые (в 69 вылетах) прикрывали войска в районе Клина, Теряевой Слободы, а среди отличившихся назывались имена ст. лейтенанта Ф.С. Чуйкина, лейтенантов А.Н. Катрича и А.Ф. Ковачевича, батальонного комиссара Д.Г. Авелева, каждый из которых одержал победу, причем политработник сам погиб в том бою. Третьи выполнили 43 вылета в район Наро-Фоминск, Каменка; схватка с «мессершмиттами» из IV/JG51 стала последней в жизни Героя Советского Союза мл. лейтенанта В.В. Талалихина. Воспитанник московской планерной школы и столичного аэроклуба, выполнил 47 боевых вылетов, включая действия против Финляндии в 1939-1940 гг.

Большим упорством отличались бои на серпуховском направлении. Авиация серьезно помогала войскам 49-й армии сдерживать врага. Здесь действовала основная часть группировки ВВС МВО (меньшая продолжала выполнять задания на волоколамском направлении), фронтовая авиация, некоторые полки ПВО. Когда враг подошел к аэродрому Липицы под Серпуховом, утром 27 октября командиру 178-го иап майору Р.И. Ракову поступил приказ перебазироваться в Крутышки и Каширу. Однако чтобы исключить случаи потери материальной части на старом аэродроме, была оставлена техническая команда из пяти человек для обслуживания поврежденных или вынуждено севших самолетов, осуществления текущего ремонта. Насколько известно, ни одна машина тогда противнику не досталась.

Вслед за хмурым понедельником наступил малооблачный вторник, 28 октября. Погода естественно внесла коррективы в действия авиации. Несмотря на трудности при взлетах и посадках с раскисших аэродромов, немецкие самолеты в эти сутки неоднократно проникали к Москве, четырежды днем и дважды ночью объявлялась воздушная тревога. На город упали 110 фугасных и 1150 зажигательных авиабомб. Одна крупная бомба разорвалась у Центрального телеграфа, другая – у Оружейной палаты, третья попала в здание Большого театра… Наибольшие разрушения отмечались в Ленинском, Ленинградском и Таганском районах, 15 авиабомб упали на территории Кремля. Всего за сутки погибло 26 москвичей, 144 получили ранения. Вероятно, действовали небольшие подразделения бомбардировщиков, поскольку теперь при появлении одиночных самолетов сигналов «ВТ» не подавалось.

Командование люфтваффе посчитало результаты дня весьма успешными. Согласно разведывательной сводке Верховного командования люфтваффе, их 64 бомбардировщика (всего указано о выполнении 372 вылетов) в ходе 8 налетов сбросили на Москву 78,55 т фугасных авиабомб, среди которых пять весили тонну, а также 420 тыс. листовок.  В ряде случаев экипажи наблюдали взрывы и пожары: северо-восточнее Кремля, к западу от Саратовского (сегодня Павелецкого) вокзала, в других районах. Если верить немцам, то советские истребители не создавали им больших проблем даже днем, а вот «меткий огонь тяжелых зениток, заградительные завесы мешали выполнению заданий». Лейтенант Г.-Т. Моссгрубер (H.-T. Mossgruber) из 5./KG3 выполнил тогда 100-й боевой вылет. 

Во время октябрьских налетов на город немецкие летчики и штурманы этого и некоторых других отрядов неплохо ориентировались над столицей и не только по карте. Они использовали на практике работу длинноволновых станций в качестве радиомаяков. По этой причине, а также опасаясь разрушения радиовещательных станций, Советское правительство приступило к их эвакуации на Восток. Пришлось все радиовещание Москвы перевести на короткие и средние волны, причем ночью работали только коротковолновые передатчики, а во время налетов врага – УКВ-диапазона. Имевшиеся в городе около 630 тыс. радиоточек помогали оперативно информировать жителей в любом квартале, любых улицах и переулках.

День 28 октября стал памятным для защитников неба Москвы – вышел указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении большой группы летчиков ПВО государственными наградами.  Кавалерами орденов Красного Знамени стали 46 чел., Красной Звезды – 66. Наиболее отличившихся, по мнению командования, наградили орденами Ленина. Последний список составили майор Г.П. Карпенко, ст. лейтенант Г.Ф. Монастырский, лейтенанты Г.С. Богомолов, Б.А. Васильев, П.Н. Даргис, Г.П. Жидков, В.А. Киселев, сержант Ф.П. Краснопевцев. К сожалению, уже на следующий день штурман 28-го иап Монастырский, одержавший 11 побед, проведший десяток успешных штурмовок, не вернулся с боевого задания.

Из мемуарной советской литературы, политдонесений и газет может возникнуть ощущение, будто 29 октября стало днем крупного поражения люфтваффе. Еще бы, многие источники утверждали, будто налет на Москву полностью провалился, а за сутки сбито 44 вражеских самолета (!) – небывалое количество с начала битвы за столицу. Сообщая о тяжелых боях с врагом на можайском, волоколамском и малоярославецком направлениях, сводка Совинформбюро уточняет – оказывается, враг потерял под Москвой даже 47 самолетов за день! Это еще не все. Утверждается, что одно (всего одно!) наше авиасоединение на Западном фронте «за 29 октября уничтожило 55 танков противника, 340 автомашин с военным снаряжением, 21 цистерну с горючим, 20 орудий разного калибра, склад с боеприпасами, железнодорожный эшелон со снарядами, более 20 штабных фургонов, рассеяно и частично уничтожено до 2 полков вражеской пехоты».[25]

Увы, приведенный выше абзац почти целиком далек от истины, сильно преувеличивает советские успехи, а количество сбитых немецких самолетов завышено почти на порядок. Обстановка в воздухе была сложной и напряженной, наши потери в то время значительно превосходили немецкие, хотя советские летчики предпринимали огромные усилия, чтобы переломить обстановку, постараться нанести противнику максимальный ущерб. В условии сильного ослабления фронтовой авиации, летчики ПВО решали множество ранее несвойственных им задач, таких как штурмовка и разведка наземного противника.

По данным оперативной сводки № 96 штаба МПВО Москвы воздушная тревога объявлена в 19 час. 14 мин. На город сброшено 27 фугасных и до 1300 зажигательных авиабомб. Одна из бомб упала на Старую площадь, 4 – разрушив здание ЦК ВКП (б). В этот день дважды контузило первого секретаря МК и МГК ВКП (б) А.С. Щербакова. Первый раз он пострадал в помещении на Старой площади – во время объединенного заседания московских коммунистов и руководителей МВО.

«Здание задрожало и, казалось, вот-вот рухнет. Град осколков стекла, куски штукатурки осыпали присутствовавших, воздушная волна сбросила всех на пол, погас свет, кабинет начал заполняться едким дымом», – свидетельствовал очевидец К.Ф. Телегин. С трудом выбравшись наружу через густой дым и пламя, участники заседания увидели во дворе опрокинутые машины и пожарных, которые выносили погибших (среди них был драматург А,Н. Афиногенов, автор популярной лирической комедии «Машенька». – Прим. авт.) и раненых.[26]

Едва придя в себя от контузии, Александр Сергеевич Щербаков в сопровождении председателя исполкома Моссовета В.П. Пронина поспешил в Кремль. Недалеко от Оружейной палаты они встретили колонну офицеров и курсантов училища им. Верховного Совета РСФСР, и буквально сразу же относительно недалеко раздался взрыв крупной авиабомбы. Одиночный «юнкерс», которого наши посты ВНОС приняли за разведчика, и потому воздушная тревога не объявлялась, с пикирования сбросил смертоносный груз. Он разрушил кремлевский (его часто называли сталинским) гараж, часть общежития и мастерские, уничтожил три автомашины, мотоцикл, нанес тяжелые потери личному составу, дислоцированному в Кремле.

Весьма вероятно, что неизвестный немецкий летчик метил в расположенный поблизости с Арсеналом кабинет Сталина – там выбило все окна. Наверняка калибр этого огнеприпаса был не меньше 500 кгода В специальном донесении на следующее утро комендант Московского Кремля генерал Н.К. Спиридонов сухо сообщал: «29 октября в 19.22, через 2 – 3 мин с начала объявления воздушной тревоги, в момент выхода подразделений из Арсенала в бомбоубежище с вражеского самолета сброшена бомба фугасного действия. Взрывом бомбы убито 41 чел., не найдено 4 чел., тяжело ранено 54 чел., легко ранено 47 чел…».[27]

В Кировском районе на заводе «Станконормаль» разрушен цех, а на фабрике «Непрерывка» — цех № 1. Но это еще не все: фугаска упала во двор здания Генштаба на улице Кирова. Погибли 3 шофера, были ранены 15 человек. После этого сотрудники Генштаба перебрались в метро.  Еще одна бомба, сброшенная немецким самолетом на Московский университет, повредила Аудиторный корпус, здание Научной библиотеки им. А.М. Горького и разрушила памятник М.В. Ломоносову.

Пожалуй, никогда ранее вражеская авиация не действовала столь целеустремленно, стремилась с небольшой высоты поразить наиболее важные объекты столицы – вокзалы, крупные административные здания в центральной части города и, конечно, Кремль. Сигнал ВТ объявили в 19 ч 14 мин, а отбой прозвучал в 22 ч 5 мин; на город упали 27 крупных фугасных авиабомб и 1300 зажигательных. «Кругом выли сирены, – вспоминал генерал Д.Д. Лелюшенко, командовавший разными армиями в битве под Москвой; поезд, на котором для продолжения лечения он вернулся из Казани, прибыл в Москву как раз вечером того дня. – Громкоговорители на перекрестках предупреждали: “Граждане, воздушная тревога!”

«Наша машина быстро мчалась по затемненным московским улицам. Где-то впереди, перед самым зданием Кремлевской больницы, куда мы направлялись, вспыхнул огненный столб. В тот же миг я оказался на мостовой. Подбежал врач. Я видел, как у него шевелились губы, но ничего не слышал. Контужен! Было обидно и досадно вновь выйти из строя. (В ту ночь на улицах и площадях столицы разорвалось немало вражеских бомб, не обошлось без человеческих жертв.) Под утро меня отвезли в госпиталь Западного фронта, размещавшемся в здании Тимирязевской академии».[28]

Лейтенанту И.Ф. Голубину из 16-го иап впервые в истории корпуса занесли 29 октября на счет три Bf 109 и один Ju 87, сбитых в двух напряженных боевых вылетах, а 27-й иап действовал по донесениям штаба умело и результативно (при 69 вылетах 4 победы). Но и собственные потери корпуса оказались высокими: трое погибли в боях, 11 не вернулись на аэродромы, двое разбили самолеты при посадках; всего не менее 16 истребителей были потеряны. Два летчика из ранее сбитых в тот день вернулись.

Командир 233-го иап майор Г.М. Пятаков, прибыл в Тушино и рассказал поистине детективную историю. Пять неприятельских самолетов он последовательно атаковал накануне при вылете на патрулирование (15.40 – 16.45) во главе восьмерки «мигов» в район Дорохово: FW 189 ушел в облака, Ju 88, задымил, удалился со снижением, затем еще один Ju 88 и пару Bf 109, попытавшуюся связать боем нашу группу. Один из «мессершмиттов» майору удалось сбить над нашей территорией, но практически тут же его машина вспыхнула, Пятаков приземлился с парашютом юго-восточнее поселка в расположение немецких войск. Несколько солдат попытались его схватить, но майор не растерялся, быстро освободился от строп и скрылся в лесу; он перешел линию фронта и утром 29 октября пришел к своим с ожогами лица и шеи.

К сожалению, во многих полках не только среди рядовых летчиков, но и среди командного состава преобладали недостаточно опытные и необстрелянные воины, что видно из донесения командованию 6-го ак ПВО командира 565-го иап капитана А.Р. Комарова и военкома ст. политрука А.М. Жидика: «Звену лейтенанта А.Е. Лемешкина (26-летний уроженец Баку был одним из наиболее подготовленных летчиков части, командовал эскадрильей, боевого опыта не имел. – Прим. авт.) была поставлена задача: 29 октября осуществлять патрулирование в районе Подольск – Лопасня. Однако ведущий повел звено на поиск противника к шоссе Посолы – Малоярославец, но, не долетев 8 км до Малоярославца, они были обстреляны с земли малокалиберной зенитной артиллерией и атакованы тремя Bf 109. Вернулся на аэродром только мл. лейтенант В.А. Зорин; по его докладу самолет Лемешкина был зажжен, сержант А.А. Серов прикрывал его, планировал рядом, команду контратаковать противника не принял, его приближения не видел, на аэродром также не вернулся».[29]

Как следовало из немецких документов, экипажи 2-го воздушного флота выполнили за сутки «при поразительно хорошей погоде» 625 вылетов, из которых 429 пришлись на долю ударных самолетов.[30] Вечерний налет на Москву с участием 28 бомбардировщиков (половина атаковала город вечером, другая половина – ночью) оказался самым крупным и массированным в этом месяце. При заходе на посадку на поврежденной машине разбился в Сещинской «хейнкель»-лидер, которым управлял командир 9./KG26 капитан О. Штиллер (O. Stiller), уже осуществивший 19 вылетов на Москву; пилот и бортмеханик погибли, а остальные члены экипажа отделались травмами и ушибами.

В целом же, германское командование было удовлетворено итогами дня. Газета «Зольдат им Вестен» со ссылкой на сводку командования вермахта констатировала: «Крупные силы бомбардировочной авиации в дневное и ночное время наносили удары по Москве фугасными и зажигательными бомбами. Наблюдались крупные очаги пожаров и сильные взрывы». А на следующий день последовало уточнение: «При ночном налете на Москву немецких бомбардировщиков [в ночь на] 30 октября было уничтожено несколько военных объектов, а также сильно повреждены два московских вокзала, что еще больше затруднит доставку грузов в советскую столицу».[31]

Использовали улучшение погоды летчики истребительной эскадры JG51 – они выполнили 29 октября в среднем по два вылета каждым исправным «мессершмиттом» (в боеготовом состоянии находилось около 60 машин в четырех авиагруппах и штабном отряде). Из немецких документов следовало, что I группа прикрывала свои войска между Малоярославцем и рекой Нарой, асы II группы вели «свободную охоту» преимущественно юго-западнее и юго-восточнее Тулы и у Плавска, III группа действовала в районе Наро-Фоминск – Кубинка – Голицыно, IV группа – между Дороховым и только что занятой Рузой. По докладам, было сбито 20 советских самолетов (многие принадлежали частям ПВО) без потерь в личном составе; якобы, всего один истребитель соединения был подбит у Медыни и совершил вынужденную посадку.

В последний день октября девять двухмоторных «юнкерсов» и «хейнкелей», пилотируемые наиболее опытными летчиками, сумели в сплош­ной облачности прорваться к центру Москвы и сбросить фугас­ки на улицы Герцена и Горького, во двор МОГЭС, на площадь Маяковского, в здание кинотеатра «Ударник»... Этот моральный успех любимцев Геринга не мог заменить реальной авиационной под­держки войск. Темпы немецкого наступления неуклонно падали. Если в начале октября продвижение составляло 30 – 40 км в сутки, то в конце месяца снизилось до 3 – 8 км, а 3-я танковая группа была вынуждена вовсе остановиться. План операции «Тайфун» оказался под угрозой срыва.

Не менее важно и другое: на данном этапе боев советская авиация уже могла оказать заметную поддержку оборонявшимся наземным войскам. Несмотря на более существенные чем у противника потери, за счет регулярного подведения резервов постепенно численный перевес советской авиации становился все более внушительным. Мощная система ПВО, созданная для обороны Москвы, теперь все чаще использовалась также для борьбы с наступающими механизированными войсками неприятеля. «Леса кишели зенитными батареями», – утверждал немецкий историк П. Карель. По его мнению, мощные орудия в умелых руках представляли смертельную опасность и для всех типов немецких танков, и самолетам. Карель подчеркивал:

«С люфтваффе на Востоке происходило тоже самое, что и сухопутными войсками: растеряв людей и матчасть в непрекращающихся сражениях, авиация оказалась вынуждена уступить небо советским ВВС, которые под Москвой численно вдвое превосходили немцев. Кроме того, у советских ВВС имелось много хорошо оборудованных аэродромов в непосредственной близости от линии фронта. Располагая теплыми ангарами, русские летчики могли вылетать на боевые задания по нескольку раз в день, невзирая на погодные условия. Немецкие же самолеты, напротив, базировались на примитивных полевых площадках… что позволяло отправляться на боевые задания только при благоприятной погоде».[32]

Последнее утверждение справедливо лишь отчасти. «Сжавшись» на небольшом пятачке вокруг Москвы, советские ВВС вынуждены были в непростых условиях всеобщего дефицита решать множество проблем, прежде всего, тылового обеспечения. Так, согласно справке, подписанной начальником штаба ВВС МВО полковником Н.В. Вороновым 30 октября, в подчинении ВВС округа находилось 550 исправных самолетов, а общее количество боевых машин (исправных и неисправных), действующих на московском направлении с учетом самолетов дальнебомбардировочной авиации (ДБА) приближалось к 1000.

Несомненно, части 6-го ак ПВО являлись основным противником люфтваффе в Подмосковье со второй половины октября 1941 года Немцы подметили: все большее количество советских истребителей оснащалось реактивными снарядами, что позволило успешно их использовать в роли штурмовиков. Наиболее распространенным типом самолета оставался МиГ-3, причем примерно половина из 100 боеготовых машин Микояна и Гуревича имела под крылом шесть направляющих для РС-82. Чаще летчики использовали новое оружие в воздушном бою, поскольку применение «мигов» для атак наземных целей только начиналось, а тактика отрабатывалась.

Небронированные «миги» были уязвимы к огню с земли. Но трудности не могли остановить советских воинов. С наибольшим напряжением действовали полки 6-го ак ПВО: только с 19 по 29 октября ими был выполнен 4121 боевой вылет. Перечисляя нанесенный врагу урон в воздухе и на земле, штаб авиакорпуса отмечал: немецкие истребители сбили 20 наших машин, зенитчики – 3, не вернулись на аэродромы – 40, сгорели в результате вражеского авианалета – 3, разбиты в катастрофах – 5 и авариях – 11 самолетов; погибло 13 летчиков, судьба 24 оставалась неизвестной.[33] Получается, что один только корпус И.Д. Климова выполнил примерно такой же объем работы, как весь 2-й ВФ врага (4442 вылет за то же время)!

____________________

[22] ЦАМО РФ. Ф. 20530. Оп. 1. Д. 8. Л. 206.

[23] Штучкин Н.Н. Грозное небо Москвы. М., 1972. С. 143.

[24] ЦАМО РФ. Ф. 35. Оп. 11333. Д. 17. Л. 182

[25] Сообщения Советского Информбюро М., 1944. С. 330, 331.

[26] Телегин К.Ф. Не отдали Москвы! М., 1968. С. 231.

[27] Лубянка в дни битвы за Москву. М., 2002. С. 93.

[28] Лелюшенко Д.Д. Москва – Сталинград – Берлин – Прага. Записки командарма. М., 1973. С. 73, 74.

[29] ЦАМО РФ. Ф. 20530. Оп. 1. Д. 6. Л. 510

[30] Nowarra H. J. Luftwaffe Einsats “Barbarossa” 1941. Podzum, 1989. S. 114.

[31] Битва под Москвой. Хроника, факты, люди. М., 2001. С. 444, 451.

[32] Карель П. Восточный фронт. Кн. 1. Гитлер идет на Восток. 1941 – 1943. / Пер. с англ. М., 2003. С. 169.

[33] ЦАМО РФ. Ф. 20530. Оп. 1. Д. 13. Л. 130, 135.