Глава IV. Первый налет на столицу. «Непоколебимо решение фюрера сровнять Москву с землей». 4.1 Когда началась война

Как мы сегодня знаем, Красная Армия в целом оказалась не готова к отражению агрессии Германии. Столь мощного и неожиданного удара, какой реально последовал, никто из высшего советского командования не ожидал. Накануне войны войскам ПВО уделялось явно недостаточное внимание, часто менялись руководители и уже 22 июня наши потери в приграничных районах от воздушных налетов, прежде всего в самолетах на аэродромах, оказались колоссальными. Так, 9-я смешанная авиадивизия, располагавшаяся вплотную к западной границе и первой осваивавшая самолеты новых типов, в конце первых суток боев лишилась 347 машин из 404 и стала небоеспособной; почти такие же потери имелись в 10-й и 11-й сад ЗапОВО[1].

Московский военный округ (МВО, командующий войсками генерал армии И.В. Тюленев) справедливо считался тыловым, поскольку столицу отделяло от государственной границы примерно 1000 км. Однако он примыкал в территории ЗапОВО, поэтому в Подмосковье формировались новые части, прежде всего авиационные, осваивалась новая техника, велось изучение летно-техническим составом на заводах современных самолетов. Утром 22 июня с аэродромов МВО для пополнения частей ВВС ЗапОВО в район Орши направили 99 МиГ-3.

Если в войсках у западных границ директива наркома обороны С.К. Тимошенко и начальника Генерального штаба Г.К. Жукова «О приведении войск в полную боевую готовность в связи с возможным нападением фашистской Германии» явно опоздала, то в штаб МВО она поступила вовремя. Узнав в 1 ч 40 мин 22 июня из Генерального штаба о начале войны, Военный совет МВО и в 1 ч 40 мин на основании полученной из Генштаба информации приказал командиру 1-го корпуса ПВО генерал-майору Д.А. Журавлеву начать развертывание в боевую готовность 80% всех частей. Командный пункт корпуса привели в боевую готовность в 3 ч утра.

Генерал-полковник Ю.Н. Горьков, занимавший в послевоенное время должность первого заместителя командующего войсками Московского округа ПВО, отмечал: «Подготовка войск ПВО Москвы к участию в боевых действиях проходила организованно, о чем свидетельствуют журналы боевых действий – в отличие от многих подобных документов, в том числе в других видах и родах войск. В войсках ПВО они велись практически в реальном масштабе времени, заполнялись дежурными сменами. Мне пришлось посмотреть журналы боевых действий с первых часов войны 1-го (Москва) и 2-го (Ленинград) корпусов ПВО, и надо сказать, что качеству их ведения и отмеченным важным подробностям можно позавидовать и в настоящее время»[2].

Служба ВНОС тут же приступила к боевой работе, получив задачу «не пропустить незамеченным ни одного фашистского самолета к Москве, своевременно оповещать командование корпуса, частей и объекты корпусного района ПВО о приближении вражеских самолетов»[3]. Быстрой организации службы способствовало то обстоятельство, что большинство личного состава наблюдательных пунктов проживало в близлежащих селениях, хорошо знали местность. Однако имелись и серьезные недостатки, которые удалось устранить только через несколько дней: многие посты располагались далеко друг от друга, в направлении ряда железных и шоссейных дорог вовсе не велось какого-либо наблюдения.

 «На рассвете Любе­рецкий городок оглушила сирена, боевую тревогу никто не ожидал, – вспоминали ветераны 16-го иап. – Горо­док мгновенно оживился: бежали к ангарам летчики, техники, моторис­ты, на ходу приводя в порядок на­спех надетые костюмы. По командам командиров: “Вывести самолеты из ангаров! Боевой комплект – на само­леты! Запуск!” – раскрывали ангары, четко и быстро выкатывали истреби­тели, оружейники и мотористы несли боеприпасы и аккумуляторы. Рас­светную тишину потряс рев десятков мощных моторов: летчики опробо­вали двигатели. К штабу полка подъ­ехала легковая машина, из нее вы­шел полковник Н.К. Трифонов. Посту­пило распоряжение: все самолеты поэскадрильно рассредоточить по границам аэродрома, экипажам быть у самолетов, произвести их маскировку. Техники нарубили веток.»[4].

Не закончил формирования к этому времени базировавшийся на аэродроме в подмосковном Клину 177-й иап – первый приказ по полку вышел за три дня до нападения Германии. А согласно следующему приказу, который 22 июня 1941 года подписали командир майор М.И. Королев (бывший комэск 27-го иап) и начальник штаба капитан Ф.А. Таран, полк вошел в состав 6-го ак ПВО, хотя и не считался еще готовым в защите города. Через несколько дней в документах отмечалось, что в 177-м иап «налицо» 101 летчик (из них 42 сержанта, окончившие летные школы, но не получившие назначений), включая подготовленных («боевых») – 15, а истребителей имелось 51 И-16 различных серий (потрепанных, многократно отремонтированных), ранее принадлежавших 11, 34, 120-му и другим полкам[5].

В шести полках зенитной артиллерии на 22 июня насчитывалось 548 зенитных пушек среднего калибра (76,2 и 85 мм), 28 – малого калибра (37 и 25 мм), а в полку зенитных пулеметов – 81 счетверенная установка. 68 аэростатных постов (1-й и 9-й полки АЗ) прикрывали центр Москвы, южный и западный подступы, а также водонасосные станции в Рублеве и Щитникове. При появлении неприятельских самолетов ночью, их готовились освещать расчеты 1-го и 14-го прожекторных полков, однако даже в первой части укомплектованность прожекторами не достигала половины штатного состава (104 ед. из 240), а во втором имелось всего 63 искателя или сопроводителя.

Общая система ВНОС по штату военного времени включала 580 наблюдательных и 32 ротных поста, но полностью развернулась через несколько дней. Особое внимание уделялось укомплектованию 1-го полка ВНОС, находившегося к западу от столицы. И наконец, 337-й отдельный радиотехнический батальон ВНОС имел на вооружении последнее достижение радиотехники – три радиоулавливающие станции РУС-1, однако надежность их работы оставляла желать лучшего.

С первых дней войны, по мере проведения мобилизационного развертывания, войска ПВО Москвы получили немало сил и средств. Но несогласованные действия различных командных инстанций мешали их оптимальному использованию. Так, 23 июня при появлении пяти – шести неопознанных самолетов (впоследствии выяснилось, что они принадлежали транспортному отряду НКАП) по инициативе командира 1-го корпуса ПВО генерала Д.А. Журавлева были подняты в воздух 36 истребителей (хотя ему истребительная авиация подчинялась лишь оперативно) и по приказу командира 6-го ак полковника И.Д. Климова – еще 36 истребителей. Имея различные взгляды на управление истребительной авиацией ПВО, эти командиры апеллировали к Сталину: Климов считал, что он должен чаще бывать во вверенных ему полках, на месте устранять обнаруженные недочеты, а Журавлев требовал постоянного присутствия Климова на командном пункте своего соединения и его безусловного подчинения командованию 1-го корпуса ПВО[6].

С первого дня войны Москва привлекала повышенное внимание руководителей Третьего рейха и командования 2-го воздушного флота как административно-политический центр государства, сосредоточение важных коммуникаций и военной промышленности. Удалось установить, что 22 июня экипаж из авиагруппы стратегической разведки Auf.Kl.Gr.Ob.d.L с высоты 10 000 м сделал первые фотоснимки советской столицы. Полет не был обнаружен войсками ПВО, хотя и состоялся: в сбитом спустя примерно месяц вражеском бомбардировщике нашли фотопланшет, изготовленный на основе этих снимков.

Один из неприятных инцидентов произошел 24 июня. Звено ПС-84, груженных взрывчаткой, без предупреждения оказалось над Волоколамском, бойцы постов ВНОС не сумели опознать свои транспортные машины по звуку моторов и силуэтам, и на центральный пост поступили соответствующие тревожные сообщения. Десять истребителей 120-го иап, поднятые по тревоге, также не распознали свои машины и обстреляли их. Транспортный ПС-84 (зав. № 1843482, пилот Коршунов) получил 25 пробоин, но благополучно приземлился. Проводившего расследование этого инцидента армейского комиссара 1 ранга Л.З. Мехлиса сначала сильно беспокоило, что из-за неразберихи едва не погиб наш самолет. Потом акцент был сделан на другом: ведь если истребители не смогли помешать полету тихоходных, уязвимых транспортников, тем более со взрывчаткой, то как же им удастся перехватить хорошо вооруженные и скоростные самолеты люфтваффе?![7]

Количество нарушений воздушного пространства вокруг столицы своими пилотами росло, как снежный ком: к 30 июня посты ВНОС обнаружили, а летчики 6-го ак принудили к посадке 19 самолетов, шедших без заявок в Москву или через город. Подобные случаи происходили систематически, хотя с первых дней войны были установлены контрольно-пропускные пункты (КПП), обязательные для пролета всех самолетов, направлявшихся в Москву. Например, режим КПП Серпухова требовал, чтобы самолеты снижались до 500 м и проходили створ «ворот», давая сигналы «я свой». На практике, несмотря на категорический запрет, пролеты не прекращались над местным аэродромом и так называемым «окским» мостом. И в июне, и позже «заблудившиеся» самолеты считались вражескими и подвергались обстрелам, им на перехват регулярно поднимались наши истребители.

Одним из наиболее слабых звеньев в системе ПВО являлась связь: радиостанций имелось недостаточно, практики работы с ними не было, и основным видом связи оставалась проводная телефонная. Посты ВНОС относительно эффективно использовались для оповещения о появлении противника, но попытки их бойцов полотнищами и стрелами, как тогда предписывалось по инструкции, наводить свои истребители на немецкие самолеты не дали положительных результатов даже днем. Много времени уходило на выкладывание сигналов на земле, а противник естественно не ждал, выходил из зоны. Да и заметить с воздуха сигнал было непросто.

Командующий войсками МВО генерал П.А. Артемьев (он сменил генерала И.В. Тюленева, по приказу Ставки принявшего командование Южным фронтом) отметил и другие слабые места в системе ПВО Москвы. Так, недостаточно имелось артиллерийских стволов, особенно малого калибра. Для каждого из новых 85-мм орудий запас снарядов не превышал 150, что, по расчетам, хватало только на 10 – 12 мин активной стрельбы; требовалось срочно подвести дополнительный боезапас, чтобы увеличить его хотя бы до 450 снарядов на орудие. Генерал Артемьев обращал внимание на малочисленность вспомогательной техники и приборов, например, стартеров, аккумуляторов, баллонов сжатого воздуха для истребительной авиации. Из положенных по штату 110 стартеров в наличии было 39, а из 165 бензозаправщиков – лишь 40 шт. Такая низкая оснащенность спецмашинами могла, по мнению командующего, сорвать боевую работу частей при отражении массированного налета противника[8].

Не вызвали оптимизма результаты проверки боеготовности частей 1-го корпуса ПВО, проведенной по указанию нового начальника ГУ ПВО генерал-полковника Н.Н. Воронова (он сменил арестованного 7 июня генерал-полковника Г.М. Штерна) его заместителем генерал-майором А.А. Осиповым в последних числах июня. Отметив недочеты в истребительной авиации 6-го ак (затруднены быстрые вылеты истребителей по боевой тревоге, не выполнены воздушные стрельбы на самолетах МиГ-3 и ЛаГГ-3, ненадежна связь авиачастей с КП корпуса, слабая маскировка аэродромов и отсутствуют средства их восстановления при бомбардировках неприятеля), он более подробно остановился на недостатках зенитно-артиллерийских частей по материалам инспекции трех полков. Всего в документе насчитывалось 17 пунктов, определявших недочеты воинов-зенитчиков и их командиров.

«Считаю, что подобное безобразное состояние ПВО Москвы вызвано в первую очередь отсутствием конкретного руководства и помощи со стороны командования и штаба корпуса, а также тем, что командный состав частей еще продолжает работать методами мирного времени, не перестроил своей работы, не проникся той большой ответственностью, которая лежит на нем по обороне Москвы, не понимает, что началась война, требующая от всех инициативы и находчивости»[9], – отметил в заключение Осипов. Надо подчеркнуть, что жесткие интонации документа и выданные вскоре различные указания еще сильнее обострили и без того непростые взаимоотношения генерала А.А. Осипова с командиром 1-го корпуса ПВО генералом Д.А. Журавлевым и командующим Московской зоной ПВО генералом М.С. Громадиным.

Обратимся теперь к докладу полковника Н.А. Кобяшова от 1 июля 1941 года в это время исполнял обязанности начальника штаба 6-го авиакорпуса, а после утверждения на этой должности в начале месяца прибывшего с учебы полковника И.И. Комарова стал его заместителем.) В документе отмечалось, что из 494 летчиков корпуса подготовлены к боевой работе 417, в том числе ночью – 88, из них на истребителях новых типов – восемь... Всего восемь! В этом же докладе говорилось о ненадежности связи, неготовности большинства аэродромов к работе в темное время суток...

Противник тем временем активизировался в московском небе. 1 июля 1941 года посты ВНОС в 17 ч 59 мин засекли разведчик Ju 88 в районе Вязьмы. Он сделал несколько кругов и скрылся в северном направлении. В дальнейшем одиночные самолеты люфтваффе систематически производили разведывательные полеты. Немецкие экипажи стремились в первую очередь вскрыть систему ПВО. 2 июля двухмоторные самолеты противника появлялись в районе Ржева, Калинина, Великих Лук, а через сутки – над западной окраиной Москвы. 8 июля Ju 88 среди бела дня проследовал по маршруту Вязьма – Гжатск – Можайск – Кубинка – Внуково – центр Москвы и безнаказанно ушел в сторону Ржева. На его перехват с различных аэродромов поднимались 19 истребителей новых типов. «Юнкерс» летел на высоте 6000 – 7000 м со скоростью около 400 км/ч, но приблизиться к нему и атаковать не удалось.

Начиная с этого дня воздушная разведка противника усилилась. Проводили ее в основном экипажи из подразделений Главного командования люфтваффе и 122-й группы дальней авиаразведки (Auf.Kl.Gr.Ob.d.L, l и 2(F)/122). Немецкое командование интересовалось железнодорожными перевозками, аэродромами, военно-промышленными и другими объектами Московской зоны ПВО. Сохранилась подробная карта столицы, сделанная на основе сотен и тысяч кадров, датированных концом июня – началом июля 1941 года. Иногда «юнкерсы» одновременно с разведкой бомбили узлы дорог, железнодорожные составы, колонны автомашин в районах Ржева, Волоколамска, Торжка… Пока эти действия не причиняли серьезного ущерба, но чувствовалось, что скоро москвичей ждут серьезные испытания.

Схватки в небе Москвы в начале июля 1941 года показали боеготовность системы ПВО, воины которой активно вели перехваты, неоднократно пытались сбить разведчиков. Впервые это удалось 2-го числа летчику 11-го иап лейтенанту С.С. Гошко. Не сумев пулеметно-пушечным огнем поразить Не 111 (код A1+CN), советский пилот на Як-1 таранил врага, ударив по стабилизатору, и затем приземлился на истребителе с поврежденным винтом. Неприятельская машина из отряда 5./KG53 разбилась около Ржева. Погибли пять членов экипажа во главе с лейтенантом Г.В. Майером (G.W. Mayer) и военный корреспондент Г. Фовинкель (H. Vowinkel), собиравшийся описать «героические действия» германских авиаторов при рейде в район русской столицы.

Также в этот день не вернулся с боевого задания в район Москвы Ju 88D-2 (код F6+NH) из отряда 1.(F)/122. Пилотировал самолет опытный австриец лейтенант В. Лютш (W. Lutsch), сумевший со своим экипажем перейти линию фронта и выйти к своим. После успешного выполнения ряда дальних полетов, летчика удостоили в ноябре 1941 года «Почетного кубка», а затем он убыл на Запад. При возвращении из разведки в районе Британских островов 4 сентября 1943 года «юнкерс» командира отряда 1.(F)/123 обер-лейтенанта Лютша упал в Северное море и разбился с экипажем; «Рыцарским крестом» его наградили посмертно.

Что касается Гошко, то его судьба сложилась более благополучно. В юные годы Степан, уроженец Гомельской области, работал после семилетки в г. Речице и одновременно учился в аэроклубе. Закончив в конце 1938 года 2-ю Борисоглебскую школу летчиков, он с первых дней войны находился на фронте. После совершенного тарана Степана Семеновича перевели в 12-й иап, а затем он сражался в 67-м и 287-м иап. В жестоком бою в Прибалтике в сентябре 1944 года летчик был сбит и попал в плен. Однако его освободила Красная Армия, и после проверки Гошко вернулся в строй, закончив войну майором в 845-м иап; на его счету 215 боевых вылетов, 8 сбитых лично и 7 в группе вражеских самолетов.

Столица энергично готовилась к отражению возможного налета вражеской авиации. Государственный Комитет Обороны (ГКО) 9 июля 1941 года принял постановление № 77 «О противовоздушной обороне Москвы». Согласно ему, полки зенитной артиллерии полностью укомплектовывались личным составом и материальной частью, а также 1-му корпусу ПВО передавались шесть новых полков. Подписавший постановление И.В. Сталин потребовал довести суммарное количество артиллерийских орудий среднего калибра до 800 шт., истребительную авиацию ПВО до 16 полков 63-самолетного состава с общим числом 1008 самолетов, для чего в четырехдневный срок завершить формирование 5 полков по полным штатам, в 12-дневный срок – еще 10 полков по 30 самолетов (планировалось, что остальные истребители поступят позже) с дислокацией на аэродромах Калинина, Ржева, Вязьмы, Калуги, Тулы. Для усиления ПВО Москвы начали формироваться также два новых прожекторных полка, доукомплектовывались до штата полки аэростатов заграждения, передавались радиостанции и имущество телеграфной связи, строились дополнительные аэродромы[10].

Борьбе с разведчиками люфтваффе способствовало наведение порядка и дисциплины в различных службах ПВО. Когда 9 июля командующий войсками МВО генерал П.А. Артемьев проверял готовность эскадрильи 27-го иап, базировавшейся на Центральном аэродроме, то результаты его не удовлетворили. Все 15 истребителей оказались расставлены на поле между сотней транспортных ТБ-3 (Г-2), «Дугласов» (ПС-84) и самолетов других типов. Маскировка практически не соблюдалась, а для подготовки к взлету дежурного звена ушло 20 мин. Подобное в случае налета люфтваффе грозило большой бедой. Нашлись и другие недостатки. Командир авиакорпуса полковник И.Д. Климов тут же приказал за два дня «навести должный порядок, требуемый войной, а нерадивых командиров наказывать, вплоть до предания суду военного трибунала»[11]. Впоследствии эта фраза будет часто повторяться в боевых приказах в ПВО Москвы.

С учетом первого опыта была разработана и 10 июля утверждена командующим ВВС Красной армии генерал-лейтенантом П.Ф. Жигаревым и помощником командующего войсками МВО по ПВО генерал-майором М.С. Громадиным «Инструкция истребительной авиации ПВО г. Москвы». Согласно этому документу, подъем истребительной авиации в воздух осуществлялся в зависимости от количества обнаруженных самолетов противника. Командир должен был стремиться обеспечить полуторное превосходство в численности. При массированном налете неприятелям необходимо было иметь резерв (не менее четверти наличных сил), чтобы отразить возможное нападение во время заправки основной группы машин. Летчикам категорически запрещалось вести воздушный бой до полной выработки горючего, а севшие самолеты должны были немедленно заправляться наземными службами, рассредоточиваться и маскироваться.

Инструкция определяла взаимодействие всех средств ПВО в светлое и темное время суток. Так, днем «атака большой группы самолетов противника одиночным истребителем не должна являться препятствием для открытия огня зенитной артиллерии». Истребителям давалось право атаковать любую цель, даже если ее обстреливали зенитки. В то же время в зонах подъема аэростатов заграждения истребители не могли летать ниже 4500 м при любой видимости, здесь не допускалось ведение огня зенитной артиллерией. Ночью зенитная артиллерия и истребители должны действовать в разных зонах, атакуя и ведя сопроводительный огонь по освещенным целям. Планировалось, что зенитки будут стрелять на звук моторов неприятельских самолетов. Зенитным прожектористам при сопровождении вражеских самолетов предписывалось создавать в небе перекрестье лучей при помощи трех-четырех прожекторов, не допуская освещения своих истребителей. Предполагалось, что для «обеспечения маневра истребительной авиации в своих зонах ожидания и для наведения ее на противника, должны применяться светящиеся стрелы целеуказания»[12]. Несмотря на несовершенство отдельных положений, впоследствии эта инструкция сыграла важную роль в организации защиты Москвы с воздуха.

Особенностью истребительной авиации ПВО можно считать то, что авиаторам нельзя было заранее поставить конкретную задачу. Очень важна и предварительная проработка каждого вылета на аэродроме, а также высокий уровень летной и тактической подготовки. От летчика требовались незамедлительный старт по команде с КП, стремительный набор заданной высоты, хорошее знание района патрулирования, быстрый выход в любую точку района без карты, распознавание условных сигналов даже при плохой видимости, четкое взаимодействие с зенитной артиллерией и хорошая ориентировка ночью.

В тот же день в войска была направлена директива начальника ГУ ПВО, потребовавшая до минимума сократить время на передачу донесений об обнаруженных самолетах противника с фронта на центральный пост ВНОС. Генерал Н.Н. Воронов распорядился срочно перебазировать на рубеж Ржев – Вязьма – Брянск несколько самолетов связи (они же предназначались для наведения), которые должны были оповещать аэродромы и одновременно наводить свои истребители на самолеты противника. Определялись вопросы взаимодействия и подчиненности 1-го корпуса и 6-го ак ПВО. Кроме того, директива требовала организовать эффективные действия истребителей над городом на высотах 8000 м и выше для борьбы с неприятельскими разведчиками[13].

Важным шагом на пути улучшения организации управления частями корпуса стал изданный 12 июля 1941 года приказ НКО № 0222, по которому следовало «разделить зону ПВО на четыре сектора, с точным указанием сил истребительной авиации, защищающих сектора, и начальника, персонально отвечающего за оборону его»[14]. Отныне командира авиакорпуса ПВО появлялось четыре заместителя (подполковник П.М. Стефановский, полковник К.Н. Трифонов, майор М.Н. Якушин и подполковник А.И. Митенков), каждый из которых отвечал за определенный сектор и по очереди нес дежурство на главном командном пункте.

В дальнейшем распределение заместителей по зонам носило, в определенной мере, формальный характер, вовсе не означало, что майор М.Н. Якушин, например, управлял действиями только 16-го и 309-й иап, дислоцированных в восточном секторе. Внимание всех приковывало западное направление, а также текущее руководство силами авиакорпуса с командного пункта. Например, в первую ночь бомбардировки Москвы свободные от боевого дежурства на КП Митенков, Стефановский и Якушин находились, соответственно, на аэродромах Внуково, Кубинка и Алферьево в западном секторе обороны, помогая летчикам и командирам в организации ночных вылетов.

Однако далеко не сразу осуществленные мероприятия принесли свои плоды. Очередная проверка результатов боевой работы летчиков корпуса, проведенная 15 июля зам. начальника штаба 6-го ак полковником Н.А. Кобяшовым, откровенно удручала. После облета на биплане У-2 мест предполагаемых падений восьми немецких разведчиков удалось обнаружить обломки только одного вражеского самолета. Это был Do 17Z, сбитый 13 июля около Дорогобужа ст. лейтенантом А.В. Бондаренко из 24-го иап. Судя по бортовому коду – 5К+НТ, самолет входил в состав авиагруппы III/KG3. Далее был найден упавший около Калинина ДБ-ЗФ, принадлежавший 40-й авиадивизии ДБА, который числился в докладах как Ju 88. И наконец, третьим самолетом оказался ТБ-3 из 3-го тяжелого бап. Видимо, из-за отказа навигационного оборудования самолет ночью сбился с маршрута и начал бомбить Можайск, находящийся в глубоком тылу наших войск. Все попытки связаться с бомбардировщиком, исправить ошибку оказались безуспешными. ТБ-3 обстреляли истребители ПВО, и он взорвался в воздухе.

К середине июля в 6-м ак, кроме пяти «кадровых» полков, укомплектовали 120-й, 176-й, 177-й, 178-й и 233-й иап, а 309-й иап находился в стадии формирования. Во все полки направлялись не­посредственно с авиазаводов истребители новых типов – их доля в общем количестве постоянно возрастала. Для усиления ПВО создавались две специальные отдельные эскадрильи из летчиков-испытателей под руководством майора И.Н. Иноземцева и Героя Советского Союза полковника А.Б. Юмашева. Еще раньше начали формировать эскадрилью из личного состава летчиков НКАП без освобождения от основной работы. Их пилоты имели навык ночных полетов. Изменение состава 6-го ак отражено в табл.   [15].

Таблица численного состава истребителей ПВО Москвы (по типам) в июле 1941 года

Примечания. 1. Учтены только истребители, но в составе 6-го ак имелись также другие типы самолетов, например, У-2 и СБ.

2. На 1 июля экипажи указаны с учетом 175 молодых, не введенных в строй летчиков из 177-го и 178-го иап; всего 396 летчиков, или немногим более половины, были готовы к работе в системе ПВО.
3. На 17 июля учтены две эскадрильи летчиков-испытателей и приданные корпусу части и подразделения, включая 9-й и 187-й иап.

Для дальнейшего пополнения истребительной авиации 6-го ак ПВО командующий ВВС КА генерал П.Ф. Жигарев 18 июля передал 33-й, 41-й, 123-й и 126-й иап, летчики которых успели получить боевой опыт в первые дни войны, сражаясь в районе границы. Поскольку полки ПВО укомплектовывались по предвоенным штатам, то многие превосходили по численности авиадивизии, сражавшиеся на фронте. Так, 27-й иап не мог использовать всю технику: при штатном составе 48 МиГ-3 и 15 И-16 он располагал на 10 июля 61 и 38 самолетами, соответственно; после передачи сверхштатных машин в другие части полк в середине июля пополнили 27 И-153. А в 120-м иап в конце второй декады июля насчитывался 81 истребитель, и во избежание потерь на земле часть рассредоточили по шести (!) аэродромам: Алферово, Чертаново, Ржев, Вязьма, Переславль-Залесский, Калуга. Несколько авиаполков, как 177-й и 178-й иап, считались теперь подготовленными к боевым действиям.

К 18 июля количество прожекторных станций в 1-м корпусе ПВО возросло с 318 до 618. С их помощью организовали шесть световых полей, главным образом на северо-западном и юго-западном направлениях. Размеры каждого светового поля по фронту и глубине составляли 30 – 35 км. До 124 было доведено количество аэростатных постов. Важную роль играли подразделения ВНОС, которые теперь вели разведку и оповещали о противнике, появляющемся в пределах до 250 км. Восемь батальонов ВНОС обеспечивали как «полосы предупреждения» о пролетах неприятельских самолетов, так и «сплошное поле наблюдения».

Советское командование считало недостаточными силы имеющейся зенитной артиллерии. Во второй половине июля в состав 1-го корпуса ПВО поступали в основном новые 85-мм и 37-мм орудия. Это позволило сформировать четыре новых зенитных полка (861-й и 864-й зенап, вооруженные только орудиями среднего калибра, и малокалиберные 767-й и 862-й зенап с 37-мм автоматами), а также довести до штата 745-й зенап (к началу войны в нем имелось всего 56 разных зенитных пушек). Количество выстрелов к каждому из орудий было увеличено примерно вдвое, относительно наличия в начале войны. К 21 июля в районе Москвы военное руководство сосредоточило 564 орудия калибра 85 мм, 232 – калибра 76,2 мм, 248 – калибра 37-мм и 25-мм зенитных пушек и 336 счетверенных зенитных установок с пулеметами «Максим».

Как следует из отчетов, количество полков зенитных прожекторов увеличили с двух до четырех (создали 40-й и 45-й прожполки), а полков зенитных пулеметов с одного до трех (развернули 20-й и 22-й зенитно-пулеметные полки). Так, согласно директиве Военного совета МВО 20-й зпп формировался 5-батальонного состава за счет призванных из запаса по мобилизации и выделенных кадров 1-го зпп. Мероприятие удалось завершить в последний день июля. Одновременно проводилось обучение личного состава и сколачивание подразделений. «Поскольку многие из военнослужащих были совершенно не знакомы с зенитно-пулеметным делом…, проводились сборы командиров, другие виды боевой учебы», – отмечалось в отчете[16].

Изменения состава частей 1-го корпуса ПВО на обороне Москвы с учетом приданных в оперативное подчинение приведено ниже[17]:

Таблица боевого состава ПВО Москвы в июне – июле 1941 года

Важно было с наибольшей пользой расположить значительные наличные силы. Командующий Московской зоной ПВО генерал М.С. Громадин еще в середине месяца приказал тщательно замаскировать все батареи, расположенные в районе Рублева, Глухова и Павшина, так как до войны вдоль этой трассы летали немецкие гражданские самолеты. За счет зенитно-пулеметных частей срочно усиливали оборону аэродромов, железнодорожных станций и вокзалов, наиболее важных мостов через Москву-реку, крупнейших промышленных предприятий города, сосредоточение прожекторных станций к западу от столицы.

Подведем итоги первого этапа борьбы с немецкой авиацией в московском небе. До 21 июля было зафиксировано 89 пролетов вражеских разведчиков в зоне ПВО Москвы, из них де­вять проходили непосредственно над городом на высотах 7000 м и выше; с большой вероятностью это были фоторазведчики. В некоторых случаях немецкие летчики на больших высотах приглушали или вовсе выключали двигатели, чтобы остаться незамеченными. Летчику-истребителю без «подсказки» с земли оказалось чрезвычайно трудно обнаружить высоколетящий «юнкерс» или «дорнье» даже при ясной погоде. А радиостанции имелись далеко не на всех самолетах (лишь примерно на 40% истребителей ПВО Москвы в первом месяце войны) и работали неудовлетворительно, шум и треск мешал разобрать приказ. Ночную разведку противник вел с высот 1500 – 2000 м, используя для фотографирования сбрасываемые на парашютах осветительные бомбы. Советские документы свидетельствуют, что поиск врага в небе тогда являлся одной из главных проблем.

За первый месяц войны немцы признали потерю всего двух самолетов непосредственно в районе Москвы, хотя их, вероятно, было больше. Однако в докладах германских экипажей указывалось, что многочисленные русские истребители неоднократно производили атаки (т.е. истребители их все же обнаруживали, сближались, мешали немцам вести разведку, но сбить не могли). Когда германский разведчик уходил от преследователей с помощью пикирования, то он часто подвергался неожиданным обстрелам большого количества зенитных орудий, возвращаясь домой с большим числом пробоин.

____________________

[1] Авиация и космонавтика СССР. М., 1968. С. 89.

[2] Горьков Ю.Н. Войска Московского фронта ПВО в боях за столицу. Июнь 1941 – апрель 1942 г. М., 1984. С. 12.

[3] ЦАМО РФ. Ф. 218. Оп. 708648. Д. 1. Л. 46

[4] Боброва К.В. Крылатый полк шестнадцатый. М., 2006. С. 47, 48.

[5] ЦАМО РФ. Ф. 177-го иап. Оп. 552700. Д. 1. Л. 5 – 8.

[6] ЦАМО РФ. Ф. 35. Оп. 11250. Д. 26. Л. 121, 122.

[7] ЦАМО РФ. Ф. 35. Оп. 11250. Д. 26. Л. 101, 102.

[8] ЦАМО РФ. Ф. 135. Оп. 2891. Д. 11. Л. 13.

[9] ЦАМО РФ. Ф. 135. Оп. 2891. Д. 11. Л. 21.

[10] Москва военная. 1941 – 1945. Мемуары и архивные документы. М., 1995. С. 423, 424.

[11] ЦАМО РФ. Ф. 20530. Оп. 1. Д. 1. Л. 70.

[12] ЦАМО РФ. Ф. 20530. Оп. 1. Д. 1. Л. 78 – 82.

[13] ЦАМО РФ. Ф. 35. Оп. 11250. Д. 26. Л. 118.

[14] Русский архив. Великая Отечественная. Т 13 (2-2). М., 1997. С. 23.

[15] Составлено по: ЦАМО РФ. Ф. 20530. Оп. 1. Д. 1. Л. 73, 74, 94.

[16] ЦАМО РФ. Ф. 218. Оп. 708648. Д. 1. Л. 142.

[17] ЦАМО РФ. Ф. 218. Оп. 708648. Д. 1. Л. 7.