История 53-й бомбардировочной эскадры «Легион Кондор»

Источник: Heinz Kiehl: Chronik Kampfgeschwader 53 - Legion Condor, Motorbuch-Verlag.

 

Стр.143-151

Обзор вылетов одного самолета 1-й эскадрильи I-й группы, который отображает действия всей 53-й бомбардировочной эскадры:

• 6.41. Гроец. Налет группы на аэродром Высокие-Мазовецки.
• 6.41. Гроец. Второй налет группы на аэродром Высокие-Мазовецки.
• 6.41. Гроец. Удары по войскам в районе Кобирн-Барановичи.
• 6.41. Гроец. Удары по войскам в районе южнее Слонима.
• 6.41. Гроец. Налет на аэродром и дороги у Слуцка.
• 6.41. Гроец. Ночной налет на железнодорожные сооружения у Гомеля.
• 6.41. Гроец. Ночной налет на железнодорожные сооружения у Орши.
• 6.41. Гроец. Ночной налет на железнодорожные сооружения у Смоленска.
• 6.41. Гроец. Налет на аэродром Бобруйск.
• 6.41. Гроец. Вылет был отменен из-за поломки мотора.

29.6 группа была переведена на Рогозницу, 2.7 – на Медзырзее, 3 и 4.7 – работала с аэродрома подскока Барановичи, 5, 7 и 9.7 – с аэродрома подскока Черновицы и, наконец, 9.7 была переброшена на аэродром Минск-Дубинская, где уже расположились штаб эскадры и остальные группы.

Вылеты до 2.8 с аэродромов подскока, включая Дубинскую:

• 7.41. Минск-Дубинская. Удары по войскам на трассе Орша-Могилев.
• 7.41. Минск-Дубинская. Удары по войскам у Гомеля.
• 7.41. Минск-Дубинская. Налет в сумерках на мост у Жлобина.
• 7.41. Минск-Дубинская. Налет в сумерках на железнодорожные сооружения в районе Жлобин-Гомель.
• 7.41. Минск-Дубинская. Вылет был отменен из-за поломки мотора.
• 7.41. Минск-Дубинская. Налет на низкой высоте на железную дорогу и войска в районе Спас Деменское-Сухиничи.
• 7.41. Минск-Дубинская. Ночной налет на Москву («Клара Цеткин»).
• 7.41. Минск-Дубинская. Ночной налет на Москву («Клара Цеткин»).
• 7.41. Минск-Дубинская. Ночной налет на Москву («Клара Цеткин»).
• 7.41. Минск-Дубинская. Налет на войска и танки на дороге в 100 км восточнее Дорогобужа.
• 7.41. Минск-Дубинская. Налет на войска и танки на дороге Спас Деменское-Рославль.
• 7.41. Минск-Дубинская. Налет на войска и танки на дороге в 100 км севернее Ельни.
• 7.41. Минск-Дубинская. Налет на станцию Калинковичи-Мозырь.
• 7.41. Минск-Дубинская. Налет на станцию Калинковичи-Мозырь (2).
• 7.41. Минск-Дубинская. Налет на артиллерийские позиции западнее Рогачева.
• 7.41. Минск-Дубинская. Ночной налет на Москву («Клара Цеткин»).
• 7.41. Минск-Дубинская. Ночной налет на железнодорожные сооружения у Брянска.
• 7.41. Минск-Дубинская. Дневной налет на железнодорожные сооружения у Рогачева.
• 7.41. Ночной налет на железнодорожные сооружения у Орла.
• 7.41. Минск-Дубинская. Дневной налет на железнодорожные сооружения у Вязьмы.
• 8.41. Минск-Дубинская. Налет на войска у Рославля.
• 8.41. Минск-Дубинская. Ночной налет на Москву («Клара Цеткин»).

4.8 эскадра была переброшена на Оршу. Быстрая победа не досталась легкой ценой. Методика Люфтваффе – бросать все типы бомбардировщиков для поддержки наземных войск, имела тяжелые последствия. К своему сожалению, мы узнали, что русские наземные войска сразу же открывают огонь из всего оружия по вражеским самолетам, что стало причиной наших значительных потерь.

Касательно этой темы и тех вылетов можно привести наблюдения Виттманна:

«Почему нас, бомбардировщиков, не посылали в глубину вражеского тыла? Непонятно. Использование нас для непосредственной поддержки войск было неверным. Гораздо лучше в оперативном отношении было бы всеми силами наносить удары по железнодорожным станциям, аэродромам, складам, промышленным объектам и т.п., чем только по позициям артиллерии, скоплениям танков и плацдармам в прифронтовой полосе.

Наступление развивается. Новый аэродром – Дубинская. Теперь мы на русской территории.

Из-за необычайно быстрого продвижения армии вперед (свыше 1000 км на восток за короткое время) возникают заторы и проблемы с подвозом снабжения. Технический наземный персонал перебрасывается вперед на транспортном самолете, а остальные (включая картографический взвод) едут за ними на автомашинах.

Просто удивительно, как в короткие сроки, несмотря на перегруженные и плохие дороги и в основном разрушенные железнодорожные пути, бензин, бомбы, боеприпасы всех типов, продовольствие, а также наш личный состав оказались на новом базовом аэродроме.

Подкрепляя твердость духа, быстро работала полевая почта, мостик с нашей родиной, знакомыми и родными.

Достойные изумления результаты показывала наша связь…

Не успели мы появиться на аэродроме, как уже были налажены командные линии связи.

Каждый солдат делал все от него возможное, чтобы обеспечить самую лучшую работу в очень примитивных и тяжелых условиях.

Также нужно особенно подчеркнуть наше медицинское обеспечение. Благодаря ему все наши раненые и больные получали необходимый уход. Войсковые врачи отвечали за все наши гигиенические условия. Мы (в т.ч. и гражданский русский персонал) были обеспечены питьевой водой, жилищем, продовольствием и прочим. «Хиви» оказывали нам большую помощь и достойны позитивного упоминания.

Штабная эскадрилья проводила разведку русской территории, выявляла цели, составляла схемы согласно указаниям эскадры, - т.е. постоянно работала.

После того, как немецкие истребители в первые же дни завоевали господство в воздухе, мы снова возобновили одиночные вылеты днем.

Расшифровка аэрофотоснимков давала особенно ценную информацию для эскадры и высшего командования.

В Англии больше всего мы опасались британских истребителей. В России же нашим главным врагом была зенитная артиллерия. Меткость ее огня на всех высотах была пугающей.

Дубинская – это был русский полевой аэродром вблизи Минска. У наших летчиков впервые не оказалось никаких жилых зданий для размещения. Все мы, от командира эскадрильи до караульного, от пилота до водителя автомашины, вынуждены были установить необычные для нас палатки. Мы ездили в город Минск, и он не произвел на нас плохого впечатления. Наши отношения с местным населением были спокойными.»

21 июля был проведен первый воздушный налет на Москву. По этому поводу Сталин издал специальный приказ.

В газете «Нойе Цюрхер Цайтунг» за 23.7.41 было сказано:

«Во вторник Сталин, как верховный комиссар по обороне издал специальный приказ по поводу налета немецкой авиации на Москву. В нем было сказано:

Ночью на 22 июля немецкая авиация предприняла первый большой налет на Москву. Благодаря бдительности нашей службы воздушного наблюдения вражеские самолеты были обнаружены, несмотря на темноту ночи, задолго до появления их над Москвой, после чего сразу же атакованы нашими ночными истребителями. Зенитные батареи вели меткий организованный огонь, хорошо работали прожектористы. В результате этого более 200 самолетов противника, шедших эшелонами на Москву, были расстроены и лишь одиночки прорвались к столице. Возникшие в результате бомбежки отдельные пожары были быстро ликвидированы энергичными действиями пожарных команд.

Народный комиссариат обороны объявляет благодарность населению за сохранение спокойствия и дисциплину. С полной уверенностью можно установить, что нашими ночными истребителями и зенитчиками сбито в общей сложности 22 немецких бомбардировщика.»

В статье из «Лайф» в августе 1941 года было замечено несколько более язвительно:

«Москва готовилась к войне. Ничего не говорит лучше об этом, чем прекрасные и ужасающие фотографии Маргрет Боруке-Уайтс, сделанные во время немецких налетов 23 и 26 июля. Первый воздушный налет произошел ночью 21 июля, через месяц после начала войны. В налете 26 июля, как говорят, принимало участие около 100 немецких машин, 6 из которых было сбито. Московская точка зрения более грозная. Очевидно, нацисты пытались попасть бомбами лично в Сталина. Об этом говорит концентрация легких бомб, сброшенных над Кремлем. Русские организовали массированные прикрытие из тяжелых зениток над цитаделью коммунизма.

Такие фотоснимки, как про бомбардировки и оборону Москвы, во время воздушного сражения над Англией ни разу не пропускались британской цензурой. Нет сомнений, что этот коммунистический город, который в мирное время был далек от своих идеалов, теперь, готов к обороне. Пожарная служба работает не хуже, чем лондонская во время ночных бомбардировок. Люди же ведут себя спокойнее. В течение дня они ходят по Москве, а вечером закатывают рукава рубашек и занимают места на постах противовоздушной обороны.»

Вот что вспоминает обер-фельдфебель Альфред Штихт про первый налет на Москву 21 июля 1941 года в составе экипажа обер-фельдфебеля Вилли Хауга:

«Было послеобеденное время воскресенья. Экипажи лежали по своим палаткам. Яркое солнце постепенно спускалось с русских небес. Это было 21 июля 1941 года. Нашим базовым аэродромом был Минск-Дубинская. Никто не вылезал из палаток. Нашими вечными спутниками были жара, жажда и комары. Противомоскитные сетки лежат под рукой. Наши водители, фельдфебель Паницци и унтер-офицер Метнер уже как три часа назад уехали к колодцу и напрасно дожидались драгоценной влаги. Она нужна была нам любой ценой. Над всем нашим палаточным городком витала воскресная тишина. Командир группы, подполковник Кауфманн, во второй половине дня обошел экипажи и сообщил, что сегодня мы еще раз сделаем вылет. Мой экипаж бессмысленно сидел в палатке, каждый размышлял о своих любимых и доме. Концерт по заявкам, который передавался по радио, был связующим звеном между фронтом и Родиной. Самый юный член нашего экипажа, унтер-офицер и бортовой стрелок Мартин Ленер, писал письмо своей матери в Вену, о том, что он вскоре приедет в отпуск. Передали сигнал боевой готовности третьего уровня. В палатках стало оживленнее. Экипажи стали готовиться. Осматривались парашюты, проверялись летные костюмы, шлемофоны, карты, навигационные приборы, меховые сапоги, приборы высокого давления и кобуры пистолетов – на случай, если собьют и придется через ночь и туман пробираться по вражеской территории. Лица становились все серьезнее. Я изучал карты и прокладывал маршрут полета. Наш бортмеханик, обер-фельдфебель Хёфлер, упаковал запал еды, который можно вскрыть только в случае крайней необходимости, а Мартин Ленер, самый беззаботный из нас, продолжал наслаждаться «Венской песней». Наш пилот, Вилли Хауг, почистил свой пистолет, а бортрадист, Ханнес Дюнфельдер, пожарил на всех картошку. Он был у нас ценным специалистом по жареному картофелю.

Через десять минут дежурный подал сигнал второй степени готовности. Каждый знал, что примерно через полчаса начнется.

Когда мы окончили свою «княжескую трапезу», появился командир эскадрильи, гауптманн Альмендингер, бодрый шваб (в кругу друзей его звали Эмиль), вернувшийся с командного пункта и собрал экипажи на совещание. Боевой приказ гласил: ночной налет большими силами на Москву («Клара Цеткин»).

«Клара Цеткин» - это было кодовое обозначение Москвы. Теперь на аэродроме закипела жизнь. Наш механик, унтер-офицер Ретчек, доложил, что машина готова к старту.

С самого начала войны (Польша, Франция, Англия) мы были экипажем командира эскадрильи и тесной компанией. Каждый был уверен в других на все 100%. Наш самолет вырулил на взлет первым. Еще один взгляд на часы и старт. Наш тяжело груженый Хе-111 А1+АВ пронесся по взлетной полосе в вечерних сумерках. Мы перелетели легкий радиомаяк на поле и взяли курс на восток. Под нами был Смоленск. Мы шли вдоль шоссе, которое вело на Москву. Дальше Вязьма. Наш «хейнкель» спокойно рассекал небо над широкими русскими просторами. Нашей целью была большая воздушная гавань Москвы и находящийся рядом авиазавод.

Наш экипаж в составе пилота (обер-фельдфебель Вилли Хауг), наблюдателя (обер-фельдфебель Альфред Штихт), бортрадиста (Ханс Дюнфельдер), бортмеханика (Ханс Хёфлер) и самого нашего юного унтер-офицера Мартина Ленера (нашего венца) уже побывал на разных театрах военных действий, совершил более 200 боевых вылетов и относился к числу самых старых экипажей 53-й бомбардировочной эскадры. Наш фронтовой опыт придавал нам известной уверенности. Несмотря на это, для выполнения поставленной задачи нам нужна была крайняя бдительность, добросовестность и большая порция солдатской удачи.

Солнце уже почти зашло. Мы перелетели линию фронта, теперь под нами была территория противника. Наши пулеметные гнезда были заняты, оружие было в полной готовности открыть огонь. Пять пар глаз напряженно вглядывались в небо в поисках вражеских истребителей. Был виден великолепный солнечный закат. Прошли Гжатск. Перед нами в темноте лежала Москва. Одиночные прожектора, как острые иглы, жалили наши глаза.

Высотометр показывал 1200 метров. Ожидалось слабое противодействие. Вот блеснул первый прожектор в предполье Москвы. Как острый меч пронзил он темноту ночи. Но нас его луч не зацепил. Чем ближе мы подлетали к Москве, тем больше прожекторов. Внизу под нами я увидел шоссе, которое стремилось через черноту ландшафта в Москву. Я насчитал 50-100 прожекторов. Пока все шло хорошо. Потом открыли огонь зенитки. На предполетном совещании нам говорили о слабом ожидаемом противодействии; однако от такого количества прожекторов делалось неприятно. Со скоростью 2 м/с мы предусмотрительно поднялись на большую высоту. Ой, а что это там перед нами? Ухваченная лучом прожектора, ярко освещенный в воздухе плыл самолет. В бинокль я рассмотрел, что это тоже Хе-111, один из наших товарищей. Он совершал резкие защитные маневры, пытаясь выскользнуть из объятий прожектора. Напрасно.

Опустошать бутылку и подниматься вверх с максимальной скоростью – таков был у нас девиз. Еще пять машин из нашей бесчисленной массы оказались в захвате прожекторов. Мы, тем временем, поднялись на высоту 1700 метров и достигли окраины города. Зенитки дико били по нам из всех стволов по всем высотам.

Один прожектор зацепил нас, но не смог удержать, потом вернулся и снова нас ухватил. Мы тут же надели защитные очки и начали «кувыркаться». О нормальных маневрах уклонения речи больше не было. На нас сосредоточился яркий свет не менее чем 30 прожекторов. Зенитки били из всех стволов. Перед нами, под нами, слева, справа, - везде были разрывы снарядов. У нашего самолета не было обычного темного камуфляжа на нижней плоскости крыльев и фюзеляжа. Мы изо всех сил проклинали технического офицера нашей группы, гауптманна Будера, за то, что он не распорядился нанести черную краску на нашу машину при отправке из Ютербога. Если мы выскочим из «ведьминого котла», то это будет счастье. Такого сильного зенитного обстрела мы не испытывали даже над Лондоном.

Грохот, вспышка пламени, машина затряслась, - в нас попали! Я сбрасываю все бомбы вниз. Под нами огромное море огня. Мы разворачиваемся на юго-запад. Вариометр показывает скорость снижения 10 м/с. Скорость повышается до 500 км/ч. Моторы оглушительно воют. Кто-нибудь ранен? – спрашиваю я в микрофон. Все говорят, что не ранены. Тем временем мы в пикировании снизились до 300 метров и проносимся над восточной столицей. Прожектора нас потеряли, мы пересекаем городскую черту и уходим курсом на юг. Через 5 минут мы поворачиваем на запад и берем курс на Минск. Медленно наш подстреленный соловей летит на запад. Никто не говорит ни слова, но все думает одно и то же: продержатся ли моторы до нашей посадки? Пока что они «крутятся», нет никакого заметного снижения оборотов. Пилот непрерывно контролирует приборную доску. Мы выдыхаем, когда пересекаем линию фронта. После 5 часов полета мы приземляемся, совершенно вымотанные, но в полном здравии в Минск-Дубинской. Наш храбрый Хе-111, даже будучи подстреленным, снова принес нас домой; он стал единственным «раненым». Немецкое качество!»

 

Первоначальный наступательный порыв группы армий «Центр» развивался по наполеоновскому маршруту до самого Смоленска. Главной целью военного командования было только одно – Москва.

Но потом Гитлеру неожиданно показалось, что Ленинград важнее. Только после взятия Ленинграда, как он решил, следующей целью может быть Москва или Украина. Он назначил перегруппировку сил, но потом все переиграл и 23 августа 1941 года принял окончательное решение: ближайшая цель – Украина.

Последовала цепь побед, превзошедших все, что было раньше: котлы у Рославля, Умани и Киева. Ослепленный этими победами Гитлер только в октябре отдал наконец приказ наступать на Москву, но было уже слишком поздно – видя своими глазами цель, наши войска застряли в грязи.

Уже в конце августа Гитлер понял, что на Востоке его «блицкриг» не даст нужных и долговременных результатов. 26 августа он признал, что Восточная кампания не будет завершена в 1941 году. Сталин снял свои дивизии из Сибири после того, как немецкий шпион доктор Зорге проинформировал его относительно японских планов.

4.8.1941 эскадра перелетела в Оршу. До 28.9 были сделаны следующие боевые вылеты:

• 8.41. Орша. Ночной большой налет на Москву («Клара Цеткин»).
• 8.41. Орша. Ночной большой налет на Москву («Клара Цеткин»).
• 8.41. Орша. Ночной большой налет на Москву («Клара Цеткин»).
• 8.41. Орша. Ночной большой налет на Москву («Клара Цеткин»).
• 8.41. Орша. Налет в сумерках на станцию Брянск.
• 8.41. Орша. Налет в сумерках на станцию Брянск.
• 8.41. Орша. Ночной налет на станцию Вязьма.
• 8.41. Орша. Дневной налет на Жлобин.
• 8.41. Орша. Дневной налет на артиллерийские позиции в 2 км северо-восточнее Жлобина.
• 8.41. Орша. Дневной налет на войска на трассе севернее Гомеля.
• 8.41. Орша. Дневной налет на артиллерийские позиции севернее Ельни.
• 8.41. Орша. Дневной налет на войска у Ущерпье (под Клинцами).
• 8.41. Орша. Дневной налет на Новозыбков (70 км восточнее Гомеля).
• 8.41. Орша. Дневной налет на железнодорожную линию Гомель-Сновск и на подвоз снабжения.
• 8.41. Орша. Дневной налет на железнодорожную линию в 10 км севернее Сновска и на подвоз снабжения.
• 8.41. Орша. Дневной налет на железнодорожную линию Гомель-Сновск.
• 8.41. Орша. Дневной налет на станцию Бахмач.
• 8.41. Орша. Дневной налет на железнодорожную линию Неданчичи-Чернигов.
• 8.41. Орша. Ночной налет на станцию Чернигов.
• 8.41. Орша. Дневной налет на станцию Кролевец.
• 8.41. Орша. Дневной налет на станцию Чернигов.
• 8.41. Орша. Дневной налет на железнодорожную линию Конотоп-Путивль.
• 8.41. Орша. Дневной налет на железнодорожную линию Конотоп-Кролевец.
• 8.41. Орша. Дневной налет на станцию Холмечи.
• 8.41. Орша. Дневной налет на станцию Холмечи и поезда.
• 8.41. Орша. Дневной налет на станцию Палики и станцию Брянск-северный.
• 9.41. Орша. Дневной налет на станцию Комаричи.
• 9.41. Орша. Ночной налет на склады снабжения в Брянске.
• 9.41. Орша. Дневной налет на станцию и железнодорожную линию Клиновка-Сумы.
• 9.41. Орша. Дневной налет по движущимся поездам на линии Бахмач-Конотоп.
• 9.41. Орша. Дневной налет на станцию и железнодорожные сооружения в Ромны.
• 9.41. Орша. Дневной налет на станцию и железнодорожные сооружения в Пирятине.
• 9.41. Орша. Дневной налет на войска и танки у Ичья.
• 9.41. Орша. Дневной налет на скопления войск и танков у Разманы.
• 9.41. Орша. Дневной налет на скопления войск и танков у Черныхи-Пирятин
• 9.41. Орша. Дневной налет по войскам у Прилуки.
• 9.41. Орша. Дневной налет по войскам и танкам в районе Прилуки-Пирятин.
• 9.41. Орша. Дневной налет по движущимся поездам на линии Клиновка-Сумы.
• 9.41. Орша. Дневной налет на станцию Комаричи.
• 9.41. Орша. Дневной налет на станцию Смородино.
• 9.41. Орша. Дневной налет по движущимся поездам у Кириковки.
• 9.41. Орша. Дневной налет по железнодорожной линии Брянск-Орел-Курск-Льгов.
• 9.41. Орша. Дневной налет по перекрестку железных дорог в 10 км северо-западнее Калуги.
• 9.41. Орша. Дневной налет по движущимся поездам у Калуги.
• 9.41. Орша. Дневной налет по движущимся поездам (как 27.9).

 

Стр.152

Октябрь 1942.

Гауптманн Виттманн, командир штабной эскадрильи:

«Мы летали в районе Курск-Орел-Ржев-Калуга, а по ночам – на Москву. Противовоздушная оборона ночью над Москвой была плохая. Бесчисленные прожектора в диком беспорядке рыскали по небу и немного освещали нас во время налетов. Но вскоре все стало по-другому.»

 

Стр.153

Георг Гайб:

«Зима в 1941 году наступила для нас очень внезапно. 11 октября ночью термометр неожиданно опустился до минус 22 градусов по Цельсию.

У авиационных моторов не было достаточных средств защиты от мороза, поэтому охлаждающая жидкость и ее насосы замерзли. Не было также зимнего оснащения. У народа замерзали ноги, уши, носы и пальцы. Долгое нахождение на свежем воздухе было связано с риском. Провести ночь, не двигаясь при таком морозе означало смерть. Многочасовые полеты на больших высотах также были связаны с риском, потому что внутреннего обогрева для таких температур не хватало. Дыхательные аппараты перемерзали, следствием этого была высокая заболеваемость и обморожения.

Наши потери суровой зимой 1941-42 гг были таковы, что эскадрильи сокращались до 2-3 самолетов.»

 

Стр.154

Георг Гайб:

«Во время одного налета на Москву был сбит один самолет штабной эскадрильи, причем наш самый старый гауптманн Кюстер спасся, выпрыгнув с парашютом. Потом его несколько недель прятал один русский крестьянин в сарае с фуражом на своем дворе. Примерно через 6 недель, с помощью этого крестьянина одетый в русскую овечью шубу гауптманн Кюстер добрался до немецких позиций. Об остальном экипаже никто больше не слышал.

 

Стр.156

1.10.41 эскадра перебазировалась в Шаталовку, где гауптманн Герберт Виттманн 15.10.41 покинул эскадру.

Он так вспоминал о штабной эскадрилье и ее дальнейшей судьбе:

«Мы еще раз перелетели вперед – на Шаталовку-Восток, и она стала для нас самой восточной из наших боевых гаваней. Это была полноценная авиабаза.

Интенсивность боевых вылетов продолжала увеличиваться. Главной целью верховного командования была Москва. Ее нужно было взять до начала зимы и таким образом закончить войну на выгодных условиях.

Здесь подошла к концу моя служба на должности командира штабной эскадрильи. Моим последним боевым вылетов стал налет на аэродром Малоярославец непосредственно перед Москвой.

15.10.1941, после более чем 150 боевых вылетов я передал свою эскадрилью моему преемнику, обер-лейтенанту фон Хорну, который не вернулся домой из вылета в феврале 1942 года.

В марте 1942 эскадрилья была расформирована. В эскадре осталось только одно командирское звено.

Было правильно, что эскадра вела собственную разведку, поиск целей и подтверждение результатов. Плохо было то, что для этих целей использовались драгоценные Хе-111.»