История 55-й бомбардировочной эскадры «Гриф»

Источник: Wolfgang Dierich, Kampfgeschwader 55 "Greif", Eine Chronik aus Dokumenten und Berichten 1937 - 1945, Motorbuch Verlag.

 

19 июля была выпущена директива фюрера №3 «Продолжение войны на Востоке», где в пункте 3 было указано:

«3. От Люфтваффе нужно, оставляя свободными силы в центре фронта, своими самолетами и зенитными частями поддерживать наступление юго-восточного фронта на главных направлениях, в любом случае проводя быструю переброску подкреплений или соответствующую перегруппировку.

Так быстро, как только возможно, в качестве «мести за советские налеты на Бухарест и Хельсинки», провести налет на Москву бомбардировочными силами 2-го Воздушного флота, временно усиленными бомбардировщиками с запада…»

55-я бомбардировочная эскадра была переброшена на полевой аэродром Бояры (между Минском и Дюнабургом) в составе одной авиагруппы из примерно 35 машин под командой майора Кюля.

Эта авиагруппа была подчинена напрямую 2-му Воздушному флоту (Кессельринг), тогда как штаб эскадры с остальными эскадрильями остался в Житомире в распоряжении 4-го Воздушного флота (Лёр). Во время перелета через Припятские болота 20 июля 1941 года экипажи пережили ни с чем не сравнимые впечатления от красоты первозданной природы.

На полевой авиабазе Бояры 2-й Воздушный флот обеспечил прекрасное обслуживание.

Для налета на Москву были подготовлены: 3-я и 54-я (4-я) бомбардировочные эскадры (на Ю-88), 53-я и 55-я бомбардировочные эскадры (на Хе-111), а также 27-я (28-я) бомбардировочная эскадра, 100-я бомбардировочная группа и III-я группа 26-й бомбардировочной эскадры.

Они должны были провести бомбардировку русской столицы.

Уже тогда было известно, что на прямой линии Бояры-Смоленск-Москва в Дорогобуже находятся тяжелые зенитки, поэтому для полета на Москву был предусмотрен крюк на юг.

Перед первым вылетом обер-лейтенант Хармс (командир и опытный летчик 4-й эскадрильи) посмотрел на вечерние сумерки 21 июля 1941 и сказал своему командиру авиагруппы: «Я написал сегодня прощальное письмо родителям, можно я отдам его в твои верные руки?» Командир ответил: «Да ты с ума сошел.» Как оказалось, это замечание относительно своего товарища было не слишком далеко от правды. Честолюбивый Хармс, хотевший первым сбросить бомбы на Кремль, уклонился от назначенного маршрута и полетел напрямую через Дорогобуж, где и был сбит.

21 июля 1941 в 19.47 эскадра в составе 35 машин в первый раз поднялась в воздух и полетела в сторону Москвы. Воздушный флот на основании информации дальней авиаразведки ждал большую активность зенитной артиллерии и прожекторов над районом цели.

Все прошло хорошо. Правительственный квартал горел, Кремль не горел. Майор Кюль спокойно кружил больше получаса над Кремлем на высоте 1500м, чтобы наблюдать результаты налета. Ни одного прожектора, только одна так называемая «красная мышь», счетверенная пулеметная установка, била из Кремля в воздух. Так долго висеть над целью можно было благодаря светлой летней ночи, которая типична для севера. После приземления – доклад командиру II авиакорпуса, генералу Лёрцеру. В ответ сухое замечание: «Аэрофотосъемка не показала никакого результата налета по Кремлю!» Командир группы: «Я лично сбрасывал бомбы и еще в воздухе видел, что все они упали на Кремль.» Начальник оперативного отдела II авиакорпуса, полковник фон Крамон: «Я был атташе ВВС в Москве и знаю, что в Кремле настолько толстые кирпичные перекрытия на крышах с 17-го века, что их не пробьет никакая зажигательная бомб.» Никто не подумал о этом, даже командир «Грифов».

Результаты сбросов зажигательных бомб во время этого первого налета на Кремль и всех последующих были почти смехотворными. Потом еще с высоты 5500 метров сбрасывались зажигательные бомбы на большой авиазавод на востоке Москвы (с заходом с востока, над дорогой на Казань); результат – только два ряда очагов возгораний. Даже со средних высот о прицельном сбросе зажигательных бомб не могло идти речи, они рассеивались в полете.

Опасными были аэростатные заграждения над Москвой. На тонких стальных тросах аэростаты поднимались на высоту до 5000 м. Англичане в 1941 году поднимали свои аэростаты на Лондоном на такую высоту только двойными баллонами. Нам также мешали многочисленные прожектора и, наконец, совершенно примитивные ночные истребители, которые в свете прожекторов искали свою «добычу». Они производили трогательное впечатление на экипажи бомбардировщиков. Ночью с 10 на 11 августа был совершен последний вылет на Москву. Воздушное наступление на Москву застопорилось и иссякло. 11 вылетов в составе группы и никаких потерь.

Исторической ложью является то, как во время и после войны налеты силами чуть менее 200 бомбардировщиков представлялись «террористическими ударами.»

Бог знает, что 200 бомбардировщиков, нацеленные на железнодорожных станции и авиазавод на востоке города, не нанесли четырехмиллионному городу особого ущерба.

Для «грифов»-участников налетов, Москва стала:

• целью, которая из-за мании величия верховного командования была атакована преждевременно и недостаточными силами;
• интересным впечатлением от красоты летней ночи;
• воспоминанием о лихих, но неудачливых русских ночных истребителях, которые вынуждены были драться примитивными средствами;
• необычайным чувством товарищества в спартанских условиях жизни в палатках в болотистых окрестностях Бояры.

Жизнь бомбардировочной авиагруппы была описана фельдфебелем Йозефом Люксембургером в его «Боярской книжке». Она была напечатана в память о налетах на Москву, с незначительными сокращениями включена в хронику эскадры и является самобытным, свежим и своеобразным описанием быта полевого лагеря эскадры:

 

«Специальная операция «М» (Москва)

Действия солдат на фронте в сухопутных боях определяются и связываются боевой задачей их подразделения. Эта задача выполняется последовательными перемещениями, согласованными по времени и объему. При этом нет необходимости понимать общую обстановку и степень взаимодействия всех действующих сил. Бомбардировочная авиация работает не только на фронте, но и далеко во вражеском тылу. Подготовка удара, вопросы взаимодействия и взаимного движения на поле боя, постоянное информирование и понимание линии фронта, все эти данные формируют в голове летчика-бомбардировщика одну большую картину и расширяют его кругозор. Поэтому не стоит удивляться тому, что мы предполагали, что недалеко то время, когда Москва окажется в зоне действий наших самолетов.

Вскоре у нас пошли уже конкретные разговоры. Нам предстояли ночные налеты на Москву. Перед этим должна была произойти переброска на север, однако только части экипажей и наземного персонала. Народ прогнозировал, комбинировал, пытался узнать побольше.

В середине дня мы стартовали во Млынов. Штаб (три экипажа, из которых только два участвовали в деле) приземлился в Бояры, на полдороги между Минском и Дюнабургом. В течение всего дня 20 июля прибывали отставшие машины эскадрилий.

Никаких капитальных домов для нашего размещения не было. Возле летного поля и в пограничных с ними полях пшеницы началась оживленная работа. В палатках английского образца были устроены места расположения по эскадрильям, дружеским компаниям или для одиночек. Между ними виднелась старинно устроенная солдатская палатка на четверых или же палатка, выжившая со времен Французской кампании…

I-я и III-я авиагруппы нашей эскадры тоже выделили экипажи и машины для операции против Москвы. Сводный отряд 55-й бомбардировочной эскадры под началом командира нашей авиагруппы, майора Кюля, был придан для специальной операции «М» II авиакорпусу генерал Лёрцера; через него он был соответственно подчинен 2-му Воздушному флоту генерал-фельдмаршала Кессельринга. Действиями нашего и всех остальных соединений руководил лично рейхсмаршал.

Нашей главной задачей было – ночными налетами нанести удары по специальным целям в Москве. Вместе с тем, днем нужно было поддерживать наступление наших сухопутных войск, бомбить вражеские скопления и батарейные позиции, рассеивать и уничтожать вражеские перемещения по железным дорогам и трассам.

В сумерках наносились удары по важным железнодорожным узлам Брянск и Орел. Целью там были не только войсковые эшелоны, прибывающие из резерва на фронт, но и склады и транзитные эшелоны, перевозящие жизненно важное оборудование для промышленности и сельского хозяйства. Через Орел и Брянск шли железнодорожные грузы от Черного моря на север и Москву.

На рассвете и закате нас видели в Унече. Бомбы падали на подъездные пути, где эшелон стоял за эшелоном. Были попадания в большой склад снабжения и в здание вокзала.

Куда не доставала длинная рука нашей артиллерии, там противник не мог спрятаться от наших бомб. Днем мы бомбили город Дорогобуж. Здесь были обнаружены большие силы противника. Мы оказывали большую помощь своим сухопутным товарищам, стоявшим перед городом. В другой раз под наш удар попали колонны, уходившие из города на восток. У Рогачева в рощах наши бомбы заставили замолкнуть хорошо замаскированные русские батареи. Потом грибы из огня, стали и земли выросли между позициями батарей, пытавшимися остановить наше наступление у Ельни.

Как и в прошлых налетах в сумерках, экипажи бомбардировщиков засыпали зажигательными бомбами город Торопец. Эта железнодорожная станция была самой северной целью на нашем боевом участке. Темными ночами мы совершали беспокоящие налеты на город Гомель. Две ночи подряд наши оружейники дважды за ночь загружали груз в бомбовые шахты. Задача гласила – перерезать коммуникации и пути подхода противника, лишить его возможности маневра силами. Врага нельзя было оставлять в покое.

Аэрофотоснимки, подтверждавшие нашу работу, уже в первую ночь показали, какое опустошение мы навели в городе и на дорогах.

Дням в основном стояла прекрасная погода. Теплое солнце заставляло выползать спящих летчиков из палаток (даже если время уже было к середине дня). Техники уже несколько часов как возились, обслуживая машины.

Вскоре в нашем кругу были видны только дочерна загорелые на солнце и свежем воздухе лица. Даже у некоторых «бледнолицых» загар отнимал драгоценные часы отдыха, поэтому у нас никто серьезно не заболел. Во время своего визита «дядя доктор» смог прописать только мазь против загара.

Нервная болезнь! Переговоры с «воздушным парком Минск» (расшифровка ругани экипажа с диспетчерами в Минске, не переводилось).

Хроники «московитов» (товарищеские и шуточные характеристики членов экипажей, летавших на Москву, не переводилось).

Русский прощальный концерт испорчен. Бомбардировщики разрушают станцию Торопец (4.8.41, статья военного корреспондента, не переводилась).

С первой волной над Москвой.

Сильный заслон ПВО прорван. Полчаса над «красным ведьминым котлом». Тяжелые калибры и зажигательные бомбы на предприятия промышленности и снабжения.

Бояры, 6 августа 1941.

Отдельные «красные» бомбардировщики, которые прошлой ночью имели смелость перелететь линию фронта, чтобы при свете луны разыскать наши аэродромы, не особенно преуспели в своем предприятии. Нужно было иметь хладнокровие, сердце и умение наших летчиков, чтобы решить такую задачу. Но, поскольку, от «московских» такого не ожидалось, сегодня была просто еще одна обычная ночь.

Не обращая никакого внимания на «красные» бомбы, взрывавшиеся где-то далеко в полях и, как максимум, мешавшие есть нашим солдатам, Хе-111 нашей группы снова были подготовлены к старту и совместно с прочими соединениями составили большую смертельную волну, нацеленную на политический центр Советского Союза.

Сегодня ночью мы были в первых рядах. Задачей нашей группы было в темноте нанести удар по Кремлю и крупным объектам русской промышленности. Наш самолет «Цезарь-Цезарь», в котором был и адъютант командира группы, обер-лейтенант Милиус, исполнявший роль наблюдателя, следовал курсом за уже взлетевшими самолетами соединения.

Будет ли нам хорошо видно цель? Нас всех волновал этот вопрос. Пока мы перелетали через Березину и Днепр и достигли Смоленска, облачность становилась все плотнее. Потом через отдельные разрывы мы увидели обычную картину – широкая линия пожаров уходила, как растянутая лента, под нами вдаль. Затем «Хейнкель» поднялся в причудливую горную высь эфира, словно безумный альпинист, штурмующий белую гору облаков, скучившуюся перед ним. Картина, которую раньше можно было видеть только на альпийских трех- и четырехтысячниках.

Вскоре мы уже летели над назначенной боевой зоной. Как обычно, за 20-25 минут до этого нас поприветствовал огонь каких-то зенитных батарей. Прожекторы шарили в ночи своими длинными и белыми руками. В облаках они проявляли себя как в основном как круглые мерцающие отметины, с каждой минутой становилось все светлее.

«Впереди Москва», - сказал пилот по переговорному устройству и обратил наше внимание на черную яму, на которую держал курс «Цезарь». Наш «синоптик» снова оказался прав, спрогнозировав хорошую видимость.

Как только мы пролетели через границу облачности над темной Москвой, как снизу вспыхнули дюжины миллионоваттных источников света. Прожектора сплелись в огромную сеть над «красной» столицей, пытаясь ухватить наши бравые «хейнкели». На долю секунды беспокойный ослепительный свет зацепил борт нашего самолета, но не задержался на нем. Из бесчисленных зенитных стволов в нашу сторону летел железный заградительный дождь. Все равно! Мы прорвались через него! И вот уже под нами картина самого города. Рядом вместе с нами пока что немного немецких бомбардировщиков, они тоже в первой волне. Несмотря на это, на Москву обрушиваются тяжелые удары. Три больших очага пожаров являются только малой частью эффекта от осколочных и зажигательных бомб, десятки тысяч которых были сброшены этой ночью. В одном таком очаге пылают четыре, шесть, и уже восемь пожаров. Туда сбрасываются теперь первые тяжелые калибры. Прямое попадание в центр авиапромышленности и предприятий снабжения.

Мы хорошо ориентируемся по двум большим петлям Москва-реки, которая с юго-запада течет к центру города. Мы знаем, где находится Кремль и находим цели, назначенные нам на предполетном совещании. Теперь мы над самым «ведьминым котлом», вспышки разрывов зенитных снарядов и рукава прожекторов действуют на нервы. Однако немецкие бомбардировщики стараются сохранять спокойствие в этом сильнейшем аду. Они делают прицельные сбросы. Пока мы кружим в ожидании, когда обер-лейтенант Милиус возьмет точно цель в прицел, видим аэростаты заграждения –  мгновенно мелькающие огромные черные тени, разрывы зажигательных и осколочных бомб других немецких самолетов, также находящихся в небе Москвы. Теперь вниз летят и наши тяжелые бомбы, а за ними следуют зажигательные бомбы, чтобы причинить новые разрушения.

Наша работа сделана. Уже хорошо видное опустошительное воздействие – это всего лишь малая часть того, что произошло. Мы разворачиваемся на обратный курс. Нам приходится еще раз прорываться через мощный зенитный заслон, который, вероятно, также работает против следующей волны немецких бомбардировщиков.

Военный корреспондент Альфред Штробель.

Железнодорожная станция Унеча (16 августа 1941, не переводилось).

На рассвете снова над Унечей (не переводилось).

 

Окончание

Неожиданно поступил приказ о нашем возвращении в старую боевую зону. Доселе неизвестное нам село Бояры, на шоссе Минск-Смоленск в 120 км западнее Смоленска, осталось нашей памяти как место своеобразного боевого опыта и солнечных дней. Их итоги можно подвести словами нашего командира, которые были сказаны в дневном приказе:

«II-я группа 53-й бомбардировочной эскадры

Командный пункт, 16.8.1942, Бояры

Приказ по группе

После того, как командующий 2-го Воздушного флота, генерал-фельдмаршал Кессельринг, уже 29.8.1941 выразил свою особенную благодарность за успешные налеты на вражеские скопления, батарейные позиции у Рогачева и последующий большой налет на Москву, поставив нашу группу в пример неустанной и образцовой боевой готовности, 15.8 он своим нижеследующим приказом выпускает наше соединение 55-й бомбардировочной эскадры из своего подчинения:

55-й бомбардировочной эскадре (через командование II авиакорпуса):

• Я выражаю 55-й бомбардировочной эскадре, которая своей отмеченной образцовой боевой готовностью добилась прекрасных результатов в ходе ночных налетов на Москву, а также дневных налетов в глубину русского фронта, свою особенную благодарность и желаю эскадре в ходе этой войны успехов и славных побед.
• Подписано: Кессельринг, генерал-фельдмаршал.

В ходе своего полевого выхода в Бояры, сводная авиагруппа за 26 дней совершила 30 вылетов, из них 11 – длительностью более 4-х часов против Москвы. Она получила честь стать первым соединением 2-го Воздушного флота, которое вылетело в вечерних сумерках с задачей обнаружить и обработать важнейшую часть Московского целевого района – Кремль и правительственный квартал.

Наши зажигательные и 1000-кг фугасные бомбы в большинстве попали в назначенные цели. Нам удалось устроить пожар специальной ночной цели – большом московском авиазаводе, где трудится 10000 рабочих.

Нашей группе, снова в бывшей в голове эскадр II авиакорпуса, удалось разрушить железнодорожную станцию Брянск-Юг и склады снабжения там, также провести несколько удачных вылетов в сумерках против станций Торопец, Орел, Брянск-Север и Унеча.

Командир II авиакорпуса, генерал авиации Лёрцер сегодня посетил нашу авиабазу и лично поздравил каждого члена экипажа, технический и наземный персонал группы, и, в связи с выходом нашей группы из состава авиакорпуса, поставил мне задачу выразить свою благодарность за достигнутые успехи и техническую готовность всему личному составу, находящемуся под моим командованием. Также он попросил передать спасибо от генерала танковых войск Гудериана за налет на артиллерийские позиции восточнее Ельни 18.8 и от 2-й армии за двойной ночной налет 14 и 15.8 на Гомель.

За превосходное техническое состояние группы, которое особенно отметил генерал-фельдмаршал, я благодарю обер-лейтенанта Коллера и технических обер-фельдфебелей эскадрилий.

Мы горюем из-за потери четырех экипажей – командиров эскадрилий Хармса и Мёсснера, пропавших без вести, а также погибших экипажей обер-лейтенанта Виллиша и лейтенанта Шварца.

Мы покидаем поле боя под Москвой и с радостью воссоединяемся с нашей эскадрой. Группа продолжит исполнять свой долг в своей прежней зоне боевых действий.

Подписано: Кюль, майор и командир группы».